Семейный праздник Новый год очень традиционно делит роли: мама вас любит и руководит, вы любите маму и слушаетесь. Марина Ровнер нашла способ немножко изменить сценарий и при этом остаться хорошей девочкой.
Моя мама крахмалит постельное белье. Нет, я не знаю, может, вы тоже крахмалите и даже украдкой подсиниваете, но лично я постельное белье даже не глажу. А зачем? Мою маму такой подход огорчает.
Она уверена, что хорошо воспитанная (ею, разумеется, воспитанная) девочка не должна – тут следует длинный список того, чего я не должна делать никогда, что могу позволить себе время от времени, а что делать просто обязана. Признаюсь, во время оглашения списка я обычно перевожу оба полушария в режим ожидания (да, ма, ну конечно, ма) и вплотную занимаюсь делами. Все равно мамины претензии я знаю наизусть, а скачивание песен из Интернета требует внимания. Вечером у нас с мужем гости, и мне не все равно, под какую музыку мы будем пить.
«А что ты подашь на горячее?» Ага, воспитательный монолог закончен, и пришло время включать мозги на полную мощность. С мамой надо держать ухо востро. «Буженину», – хвастаюсь я, надеясь получить заслуженную похвалу, – в конце концов, немногие современные женщины способны даже сосиски сварить, а я – хоть и не глажу постельное белье – собираюсь запечь в духовке самое настоящее мясо.
Напрасные надежды – мама снова недовольна. Одно горячее блюдо – это мало. Я здраво возражаю, что ожидаю вечером двух подруг с мужьями (друзьями, бойфрендами – для мамы я перевожу все это словом «мужьями»). И даже не пытаюсь объяснить, что это московские гости – они не едят. Но мама непреклонна.
Двух килограммов свинины, начиненной перцем, морковкой и чесноком, недостаточно для устройства настоящего праздничного ужина. Салат следовало приготовить совершенно из другого, а десерт не подают на деревянных тарелках, как это делаю я. «И главное – скатерть! – распоряжается мама. – Не забудь постелить скатерть. Нет, есть, я сама тебе подарила отличную льняную скатерть, она лежит в нижнем ящике комода!»
Надо сказать, что мама живет в полутора тысячах километров от меня, но при этом отлично осведомлена обо всем, что лежит у меня не только в нижнем, но и в верхнем ящике комода. Да и не только там. Все московские новости я узнаю от мамы. Она знает столько, что Яндексу давно следовало бы удавиться от зависти. Причем, в отличие от Яндекса, мама не просто оперирует фактами. Она знает, как должно быть ПРАВИЛЬНО! Остается тайной только одно – как этот темпераментный напор вот уже почти пятьдесят лет выдерживает мой папа.
Из-за скатерти мы с мамой ссоримся – мы часто с ней ссоримся, хотя очень любим друг друга. На прощание она горько сообщает, что не думала, что ее дочь вырастет негостеприимной лентяйкой, которая принимает гостей за ненакрытым столом.
Разумеется, вечером мои подруги садятся за стол, накрытый абсолютно новой льняной скатертью из нижнего ящика комода. Их смущенные мужчины раскладывают на коленках льняные же салфетки (мама никогда не дарит ерунды). Не хватает только серебряных колец для салфеток. Подруги в священном ужасе переглядываются. «Ты накрахмалила скатерть?» – робко спрашивает Лена, подавленная моей неожиданно прорезавшейся буржуазностью. Я смеюсь – до слез, просто пополам складываюсь от смеха. «Мама, – пытаюсь объяснить я. – Это не я, это все мама». Девочки ничего не понимают, но из вежливости улыбаются. Ничего, зато я все отлично понимаю. Ты снова победила, мама. Ты у меня – молодец!

ГДЕ НАЧАЛЬНИК?
Не сомневаюсь, что у вас с мамой совсем другие, но от того не менее увлекательные отношения. Родители – это вообще очень и очень интересно. Хотя почти всегда хлопотно. Мы можем менять мужей и любовников, рожать и усыновлять детей, менять квартиры и континенты. Мы можем практически все – но не можем перестать быть детьми своих родителей. Я о семейной ролевой модели, которая – хотим мы этого или не хотим – накладывает на нашу судьбу колоссальный отпечаток.
Собственно, у нас есть всего два способа прожить жизнь. Сделать это так же, как сделали родители (или так, как они хотели бы сделать, но это не всегда удачный для детей вариант, потому что сбывать родительские мечты – дело очень затратное). Или жить вопреки родительским правилам и устоям. Иногда второй вариант мы выбираем осознанно.
Забавно, что мы протестуем не только против неудачных семейных сценариев, но и против гиперудачных. Прожить жизнь в тени гениального родителя – тоже невеликая радость, поэтому «звездные» дети либо рвутся в нитку, чтобы перещеголять маму с папой, либо от уязвленного самолюбия завивают горе веревочкой. За примерами далеко ходить не надо – их подробно иллюстрирует светская хроника.
Но иногда в семейные дела вмешиваются культурно-исторические процессы, неподвластные простым смертным. Например, многие из нас мечтали бы прожить жизнь по образцу своих родителей, честных интеллигентов советской поры. Клянусь, я бы сама этого хотела. Однако девяностые годы, развалившие огромную страну, не просто лишили нас этой возможности. Они превратили обычный разрыв между родителями и детьми в непреодолимую пропасть.

ГДЕ СВОБОДА?
До определенного возраста родители запрещают нам решительно все. И в большинстве случаев правильно делают. Правда, это мы понимаем сильно потом, а в юности азартно сражаемся со старшими за свои гражданские и прочие права. И тоже, кстати, правильно делаем. Но потом – потом мы становимся взрослыми. Вопрос номер один – как объяснить это родителям? Вопрос номер два (самый важный, если веришь в психоанализ) – как объяснить это себе? У моей мамы на все случаи жизни есть поучительные истории. Если позволите, я расскажу одну из них.

ИСТОРИЯ АНЕЧКИ
У моей мамы есть коллега – Анна Николаевна, Анечка. Анечка – единственная дочь любящих родителей. Отбыв положенный ребенку из хорошей семьи срок в музыкальной и прочих школах, Анечка выросла и пришла работать к маме с папой в больницу. Это была первая ошибка Анечки, но, к сожалению, не последняя. В больнице она быстро влюбилась в хирурга, умницу и красавца, обладавшего одним-единственным недостатком: женой и двумя детьми. В один прекрасный момент Анечка обнаружила себя основательно беременной. Как хорошая дочь, она отправилась к родителям и поделилась с ними своим счастьем. Родители пришли в первобытный ужас, хотя Анечке на тот момент было 23 года, а не 15. Скандал на всю больницу и внебрачный внук им были не нужны. Анечка сделала аборт. Через несколько месяцев она забеременела снова. И снова – под родительским конвоем – покорно отправилась на аборт.
Прошло три года. А потом пять. Мама с папой старели, Анечка тоже, и на семейном совете было решено, что Анечке пришло время родить ребеночка – уж все равно, от кого, раз она такая растяпа. И тут выяснилось, что все равно от кого Анечка родить не может, да и вообще ни от кого не может, потому что два аборта, отрицательный резус-фактор и не хочу пересказывать что еще. Анечка по-прежнему живет с родителями, которые души в ней не чают, честное слово. Недавно она робко заикнулась, что хотела бы усыновить ребенка из детского дома, но родители категорически против. Анечка верит, что они передумают, а пока, возвращаясь с работы, выходит на одну остановку раньше, чтобы пройти мимо детского сада. Недавно она сказала моей маме: «Знаете, если бы я тогда родила, то моему старшему сыну был бы уже двадцать один год».

АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Что же делать? Жить. А что мы еще можем сделать? Просто жить своей собственной жизнью, набивать шишки, совершать ошибки, но все время помнить, что у нас есть мама и папа. Они хорошие, но бывают неправы. Зато пока они есть, мы можем существовать в двух реальностях одновременно – в своем взрослом состоянии и в детстве. Как в фантастическом фильме. Потом этот номер уже не пройдет.
Из связанных с родителями парадоксов идеального выхода нет, но есть (выражаясь, опять же, медицинским языком моей мамы) «паллиативные решения». Застелить марокканскую плитку льняной, вышитой крестиком скатертью? Хорошо, мама, я застелю. Это не очень трудно, поверьте – любовь (в данном случае, к маме) иногда толкает людей на безумные поступки. Но серьезные решения, способные перевернуть всю мою жизнь, я принимаю сама – с тех пор, как получила на то скрепленный печатью и чьими-то подписями документ, на котором написано «Аттестат зрелости».

Марина Ровнер